Одолела усталость. Кажется, что умираю - заснежено и натужно, словно мучительная капуста. Глаза устают за компьютером. Приходится писать много, много переводить и читать. Учеба, журналистика, творчество, общественная работа, а потом пять часов на сон и опять с самого начала. Взять бы таймаут хотя бы на недельку, проснуться где-нибудь там, на другом берегу и, может быть, вспомнить…
Вспомнить, что сейчас начало зимы, что белым снегом накрывает всю землю. Неистово сопротивляются нападающей зимней белизне машины, грязными следами оставляя за собой резные полосы колес. Но поступь снега, иногда крупными хлопьями оседающего наземь, иногда колющего противными своими осколками, завоевывает пространства города, окружает последнее поколение, живущее здесь, в этом застроенном городе-киборге.
Зато как я сюда рвался… Хотел уехать в большой город, с периферии подальше. Теперь жалею и вспоминаю свою малую родину, на которую поехать получится в лучшем случае не раньше, чем через две недели. Вырвало меня в городе, на построенные многоэтажки, элитные муравейники, в которых я и такие как я никогда жить не будут. Должно же это хоть как-то быть замечаемым и отвращаемым…
Снег перестал кружить. Резко и внезапно. Я шел дальше, светофор пускал и останавливал то людей, то машин. По очереди. В очередь, сукины дети, в очередь! Не дожидаясь зеленого света, свернул вглубь на Старовского, от Коммунистической в сторону «Строителя». Просто захотелось свернуть, чтобы не останавливать свое движение. Чувствовать еще летней обувью первый плотно осевший на землю снег, наслаждаться этим хрустом и скользкими шагами. Зима пришла! Зима! То, чего не заметил бы по дороге в редакцию или в универ.
Городские шумы стараются перебить свежий хруст, выхлопы – затмить запах первой зимней прохладной свежести. Не получается. Я чувствую наступление на горло осени, задыхающейся в своем первоноябрьском сне, умирающей и побежденной. Злодейка-зима побеждает. С каждым днем атаки яростней. Лишь я в летних туфлях радуюсь этому. Радуюсь тому, что грязь превращается в белую дорогу, которой суждено пролежать под нашими ногами до весны, на асфальте, на убитой траве и всех остальных поверхностях. Деревья и здания трясутся от холода. Ничего, привыкнут. Все станет хорошо, как в рекламах…
На той стороне бытовые проблемы и мозговые штурмы, победных депрессий донья и постоянный тоталитаризм, а здесь – невыносимая легкость бытия, первый день ноября, схвативший утром меня за руку и вытащивший на улицы, на эти ходы-лабиринты похотливых православных и прожорливых католиков. И вот я здесь, с зимой обнимаюсь, наслаждаясь ее искренним холодом, ее освежающим запахом и прелестью. Одолевшая меня усталость осталась в девятиэтажном общежитии, в компьютере, который находится в спящем режиме, на страницах газет и форумах, в редакции, в универе. Здесь – СВО-БО-ДА и гордое одиночество…
Вот последний подарок осени – заложенность носа, злобное и раздражающее всех постоянное чихание. Комната наполняется капельками гриппа. А может и зима это. Не надо было так крепко с ней обниматься в первый день ноября.
Как я люблю чай с малиновым вареньем. После него надо сразу забираться под теплое одеяло и греться. Смотреть в вечернее небо, в гаражи под окнами и думать то о революции, то размышлять о жизни, мечтать о будущем и вспоминать ушедшее время и прошлых людей, с которыми сейчас либо не общаюсь вообще, либо общаюсь очень редко.
Какой я все-таки был смешной, с ирокезом или с короткой «под ноль» стрижкой в бомбере, но всегда в тяжелой обуви на ногах. Рокенрол, все-таки жив пока, но уже в коме. А я то валяюсь на койке, то сижу за компьютером, выдавливая из себя последние силы, пишу стихи и думаю, вспоминаю, ковыряюсь в своем сознании, вытаскиваю из себя мысли, смешанные с летовскими фразами.
Никто не забыт и ничто не забыто из моей прошлой жизни. Ни друзья, ни подруги, ни предметы обожания. Именно предметы – мне так хочется, чтобы они звучали как-то неодушевленно. Все стихи, все депрессии, все радостные моменты, все взгляды сейчас беспорядочной кучей навалились во мне, словно позавчера, словно послезавтра, и опять сначала…
Как это тяжело. Тяжело терять, тяжело встречать непонимание и подвергаться психологическим атакам, вставать на линию огня прожигающих насквозь взглядах, но идти вперед, дальше, по этим же стихам, атакам, глазам и своим чувствам, которых не дано понять никому.
Все становится на свои места, когда что-то хорошее из этой кучи внезапно заграждает плохое. Воспоминание о романтике парализует на время то, чего не должно было быть… Становится тише, становится ярче. И взгляды уже не прожигают сердце, а окрыляют. Спасибо хотя бы за них, за эти взгляды, которые я любил. Да и сейчас, наверное, к ним осталась какая-то теплота, но я стараюсь не смотреть на них в реале. Не хочу опять принимать удары и боль в себя, устал уже.
Вечер превращается в полночь. Тишина и темнота за окном, окутанные ноябрьским ветром, заполнили пространство. Искусственное освещение пытается бороться за свет, но природу победить невозможно. С ней можно только договориться, полностью подчиняясь ее условиям...
